Бухтины вологодские завиральные - Страница 10

Первая попытка. Я что делаю? Я на собранье не иду, забираюсь в пустой погреб. Знаю такой закон: без наличия личности голосовать не имеют права. Сижу. Собранье тоже сидит, ждет Барахвостова. Час сидим, два сидим. Три сидим. Я начал задремывать. Летом в погребе прохладное дело. Тихо и сухо. Вдруг приходят прямо на дом. Виринея хоть и подговорена заранее, а все равно тревожно. Слышу разговор: «Где хозяин?» — «Сама не знаю, с утра мужика нет! Видно, на охоту уполз». — «А почему берданка, колхозная премия, на гвоздю?» Баба подрастерялась. (Где дак оне уже больно востры). Народ к ней с приступом: «Подавай мужика!» — «В избе дак нету». — «Как — нет? Берданка тут, и он тут. Вот и фуражка тоже тут!» — «Где?» — «Да вон фуражка-то, вон!» Я не стерпел, кричу: «Мать-перемать, эта не та фуражка! Эта фуражка праздничная, а та фуражка вот эта. На мне которая! У Барахвостова, слава богу, фуражек хватает!»

Не надо было сказываться! Из погреба подняли на руках: «Кузьма, мы тебя выбрали в бригадиры!» — «Не имеете права». — «Кузьма Иванович, единогласно!» — «Выношу самоотвод, голосованье недействительно». — «Принимай бригаду!» Вижу — не выкрутиться. Попался. «А кто печи класть будет?» спрашиваю. «Печи класть можно по совместительству». Всё. Аргументы кончились. На лавку сел, голову вот так руками зажал. Что делать? В минуту опасности? Делаю последние легкие вздохи: «Товарищи колхозники, меня на эту должность нельзя». — «Почему?» — «У меня болезнь, привез из Германии, после войны. Не хотел говорить, сами вынудили». Притихли. «Какая болезнь-то?» «Нельзя мне с коллективом, болезнь заразительная». — «Как названье?» «Названье, — говорю, — этот… эта… ну, хавос. Хавос сердца». — «Хавос?» «Да. Передается через карандаш и бумаги». Вижу — подействовало! Расписал все по порядку, где и как эту болезнь подхватил, как вся наука много лет против нее действует и ничего сделать не может. Повздыхали бабы, да и отступились. В бригадиры выбрали свата Андрея.

По новой системе

Сват не глупей меня, долго не насидел. Сняли за провал весенне-кукурузной кампании. Выплывает вторично моя многострадальная кандидатура. С хавосом теперь дело не выгорело, потребовали справку от местной медицины. (Кто свата округ пальца обведет, тот трех дней не проживет.) Увидел меня и говорит: «Нынче ты, Барахвостов, не отлытаешь. Хватит тебе дезертировать-то. Выберем. Погляжу, чего запоешь».

Махнул я на все рукой. Принял должность по акту, говорю на собранье: «Вот что, бабы и граждане! Ежели поставили, дак у меня чтобы слушаться и пустяками не заниматься! Будем поднимать бригаду!»

В каждом деле надо находить главное звено и центр притяженья: первым делом завел документацию. Толку мало. Установил штрафовальную таблицу и распорядок дня. Сдвигов нет. Организовал наглядную — никаких перемен к лучшему! Что за притча? Иду на риск и принимаю такое решение: постепенно все рабочее поголовье людей перевести на должности. Ежели человек на должности, у него другая ответственность и новый угол подхода. Решаю: всех людей до сенокоса перевести в начальство, другого выхода нет. Сказано сделано. Перестройка заняла меньше трех недель, всю деревню быстро перевел на новую систему практики. Рядовых колхозников нет ни одной души. Смотрю народ не узнать! Шкала материального уровня сразу шагнула вверх: сельпо не успевает завозить лисапеды. Избы подрубаем, крыши перекрываем. Ребят рассылаем по институтам, самым грудным — детские ясли. На каждого члена семьи — сберегательная. Очень хорошо пошла жизнь в деревне моей бригады! Люди со мной и раньше здоровались, теперь от теплых слов нет отбою. Идешь по делам. Останавливают прямо на улице: «Кузьма Иванович, благодарим!» «Не моя, товарищи, заслуга, не моя». Один сват мной недоволен. Глядит быком. «Так-то, — говорит, — и я бы мог, дело нехитрое». — «Не бы, — говорю, да не кабы, так на шестке росли бы грибы. Тебе-то, сват, кто мешал головой думать?» Свату сказать нечего. Окурок в землю затопчет, пойдет домой.

На первом месте

Конешно, личная жизнь в бригаде пошла лучше, не скажу. Колхозники-то мной довольны. А как быть с верхним начальством? Продукцию-то давать мы совсем перестали, планы подъема висят в мертвом воздухе. Ее благородие, королева, на полвершка из земли вылезет, дальше хоть тащи ее за уши.

А все ж таки я тебе скажу честно. Бригада все время держала первое место. Переходящий вымпел из рук не выпускали: три года лежал в моем шкапу. Каким способом? Очень просто. В соревнованье голова нужнее всего. Я, бывало, наряд сделаю, баб распределю. Сам иду по соседским бригадам. Под видом неотложного дела. Соседские пашут, ты — к ним. Товарищи, дайте закурить! Где одна цигарка, там и две; где две, там третьей не миновать. Стекаются. Пока курим, я какую-нибудь жиденькую бухтинку и расскажу. Народу станет больше, я бухтинку поволожнее. Все скопятся, пускаю тяжелую артиллерию. Лошади дремлют, плуги в земле. Народ слушает. Я заливаю бухтины, одна другой чище. Люди на лужке то в покатушку, то сидят смирно, от изумленья шеи вытянули. Как журавли. А мне это и надо, бригада не моя. Лошади дремлют, плуги в борозде. Весенний день год кормит.

Солнышко за полдень, а я еще не почал с картинками. Лошади оглядываются, солнышко к земле. День долой, суседушки пальцем не ворохнули. Вечером схватишься да бежать: «Ох, так-перетак, засиделся! Извините, пожалуйста!» Утром наряд сделаешь, идешь в противоположную сторону. Так и ходишь все вёшное.